Прошедший театральный год в Вильнюсском старом театре был необычным – он ознаменовался не только символической датой 111-го сезона, но и смелыми художественными решениями и новшествами в менеджменте. На протяжении всего года театр приглашал зрителей как на свои репертуарные спектакли, так и на премьеры, дискуссии, концерты, международные проекты, а также провоцировал размышлять о своей театральной, художественной и исторической идентичности. Старый театр завершил творческий 2024–2025 сезон 8 премьерами, отражающими направление, ориентированное на актуальный, философски ангажированный и эстетически разнообразный театр.

Векторы

Это был сезон, в котором женственность стала не периферийной темой, а драматургическим стержнем, пронизанным коллективной травмой и поиском личной идентичности. Этот 111-й сезон – не только символический юбилей, но и концептуально ориентированный, политически и философски ангажированный художественный процесс. Темы женственности, идентичности, тела, травмы и памяти стали его главным вектором, но не как отдельные драматургические темы, а как оси глобальной структурной рефлексии.

На осенней пресс-конференции, представившей 111-й сезон, руководитель театра Аудронис Имбрасас рассказал о двух стратегических направлениях – мультидисциплинарности и многоязычии, а также о планах активно расширять формы театральной деятельности, сочетая драму, танец, оперу, цирк и другие области сценического искусства. Руководитель подчеркнул, что новый репертуар Вильнюсского старого театра стремится привлечь не только литовскую, но и польскую, русскую и англоязычную аудиторию. В своем 111-ом сезоне Старый театр доказал, что он является не только учреждением, но и жизненно важной частью культурной экосистемы Вильнюса – слушающей, реагирующей, создающей. Этот сезон стал свидетельством способности театра быть актуальным, многослойным и открытым. Театр, который празднует не только свой юбилей, но и совместный опыт со зрителем.

Сезон перемен: новые имена, партнерство и аудитория

Сезон начался символично – 6 сентября состоялась премьера спектакля «Реформа» в постановке Агнюса Янкявичюса. Это один из первых спектаклей, свидетельствующих о тематике и эстетике нового сезона – остром социальном восприятии, современном взгляде и смелости высказываться на актуальные темы. «Реформа» А. Янкявичюса – спектакль в стиле политического гротеска о трех провинциальных учительницах, которые пытаются спасти свою школу, привлекая в город беженцев. Спектакль «уже не вписывается в поле современных театральных тенденций – он живет в собственном герметичном мире и процветает в этой определенной реальности», – написала театральный критик Дайва Шабасявичене, отметив, что «в спектакле кипит жизнь из реальности и из новостей с различных порталов». Уникальный ансамбль актрис Божены Александрович, Елены Рагимовой, Эдиты Гончаровой и Габриэле Баубайте создает не столько типажи, сколько глубокие, противоречивые портреты женщин, в которых пересекаются травма, ирония и желание действовать.  

Стилю режиссёра присущи гротеск, прямое обращение к публике, деформированная пластика тела, которые здесь приобретают измерение критики местного менталитета и политического абсурда.

Реформа» вызвала дискуссии и сомнения: почему мы смеёмся? И смеёмся ли мы над тем, что, возможно, следовало бы воспринимать всерьёз и даже сакрализировать?

25–27 октября театр приглашал зрителей на мероприятия, посвящённые 111-летию: научную конференцию, юбилейную выставку, встречи с театральным сообществом. В это время спектакль «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» отправился на гастроли во Францию, где был показан 9 раз в парижском театре «Théâtre Les Gémeaux, Scène Nationale – Sceaux». С 1 сентября 2024 года по 15 июня 2025 года в Вильнюсском старом театре состоялось 324 мероприятия, которые посетили около 33 000 зрителей. Всё чаще спектакли показывались и за пределами театра – в Тракай, Рокишкисе, Висагинасе, Шальчининкай, Алитусе. По словам руководителя театра А. Имбрасаса, камерные формы позволяют быть более гибкими, планировать репертуар не только в зале, но и выезжать в регионы Восточной Литвы, где профессиональный театр представлен меньше.

Сезон ознаменовался 7 премьерами для взрослых и одной премьерой для детей. Состоялось 3 концерта: «Endless Pleasure», «Клезмеры на Погулянке», «Сувениры для мамы. Моцарт», а также 4 фестивальных выступления. Театр удостоился сразу 4 наград, среди которых – три премии за лучшую женскую роль в спектакле «Реформа», а также, конечно, Золотой сценический крест, врученный актёру Артуру Своробовичу за роль Калигулы. Спектакль «Калигула» также стал триумфатором фестиваля Com.Media.

Тишина, память и чувство вины

Ещё одна яркая премьера этого сезона – спектакль «Хорошая погода, если не слишком много думаешь», поставленный Кристиной Марией Кулинич, – фокусирует наше внимание на исторической памяти и внутренней тишине. Диалог двух персонажей – учительницы и военного (актёры Эдита Гончарова и Довидас Стончюс) – открывает темы Каунасского гетто, Холокоста, депортаций. В рецензии на этот спектакль Аушра Мартишюте-Линартене точно замечает: «Спектакль пытается заполнить пробелы в памяти и побуждает искать подлинные связи с нашим наследием, от которого, как от того кота, мы не хотим отказываться, но и выбросить его не можем». Это чуткое, но концептуально крепкое произведение о сознательной памяти как форме ответственности.

Спектакль «Хорошая погода, если не слишком много думаешь» воплощает эстетику нового беспокойства. Это театр, который не провозглашает великие травмы, а говорит о повседневной тревоге, об ощущении, будто что-то постоянно ускользает из рук. Здесь человек не разрушается, но теряет глубину, становясь наблюдателем и потребителем своей жизни, чьи мысли слишком стремительны, а эмоции слишком слабы, чтобы удерживать напряжение внимания. Это спектакль о современном состоянии, в котором быть собой – значит постоянно убегать от себя.

Темам, затронутым в драматургии К. М. Кулинич, противопоставляется пьеса Эрика-Эммануэля Шмитта «Маленькие супружеские преступления», поставленная Раймундасом Банионисом. Пожалуй, самый зрительский спектакль прошлого сезона раскрывает интимное столкновение двух людей с иллюзиями, которые они сами создали. Смесь любви, упрёков, вины и нежности превращается здесь в своеобразный психологический детектив. Дуэт актёров — Инги Машкариной и Александра Агаркова (Видмантаса Фиялкаускаса) – в спектакле «Маленькие супружеские преступления» приглашает прислушаться и услышать своих самых близких людей и переосмыслить близость как территорию борьбы и мира. Перед зрителем раскрывается интерьер гостиной представителей среднего класса, в котором постепенно начинают раскрываться лабиринты душ персонажей. Актёрский дуэт создаёт живое, чуткое, постоянно меняющееся эмоциональное поле – это один из тех спектаклей, где мало действия, но много правды.

Театр, который исцеляет

Настоящим хитом сезона стал межжанровый проект Элзе Вишневските «Линдихопера» – спектакль, в котором сливаются музыка, танец и пение. Здесь персонажи не столько создают сюжет, сколько воплощают атмосферу – игривую, подвижную, полную радости жизни. Спектакль становится живым ритуалом – праздником, пробуждающим чувство общности и коллективную энергию. «Линдихопера» использует танец, музыку и юмор для сотворения праздника, который является не ностальгией, а активным способом вспомнить. Спектакли такого рода создают театр как пространство, в котором память становится не пассивной, а перформативной: повторяя что-то, мы вновь и вновь это открываем.

Весной иммерсивный спектакль Мантаса Янчяускаса «Далеко-далеко» пригласил зрителей побродить по театральным коридорам и лабиринтам собственного сознания. Звук в наушниках, световые сигналы и фрагменты текстов создают опыт, который можно увидеть, прожить и прочувствовать. Театральный критик Хельмутас Шабасявичюс в своей рецензии отметил, что хотя «каркас проекта не был до конца артикулирован, однако запомнились театральные пространства, погружённые во тьму, свет и полумрак, а также музыка, создающая метафизическое настроение». Спектакль «Далеко-далеко» дождался особого внимания, войдя в программу «Ночи культуры». В ночном Вильнюсе, для тех, кто искал качественные художественные впечатления, этот спектакль предлагал путешествие по чужим жизням, а также задуматься о теле как о  хранилище памяти, о себе, как зрителе, становясь свидетелем, а не просто наблюдателем.

Женственность как суть, а не как периферия

Темы идентичности и тела особенно ярко проявились в премьерных спектаклях «Части женщины» (реж. Уршуле Бартошевичюте) и «Час рыси» (реж. Артурас Арейма). Оба спектакля смело и неоднозначно говорят об уязвимости тела, памяти, раздробленности идентичности.

Части женщины» исследуют анатомию травмы и дают голос историям, которые часто замалчивают. Это спектакль о трудноуловимом превращении боли в речь. О слушании, слышании, тишине и значениях, возникающих из тишины. О том, как голос, обретая тело, становится криком: я была, я есть, я свидетельствую. «Части женщины» – это высказывание о женской идентичности, теле и языке. Визуально интенсивный и смелый спектакль говорит на феминистском языке о том, что часто остаётся не высказанным: телесные раны, ожидания, опыт сексуальности, материнства и старения. Актёрская игра – экспериментальная, коллажная, фрагментарная, а сам спектакль становится своего рода манифестом женского коллективного сознания.

Не менее запоминающейся премьерой стал спектакль Артураса Ареймы «Час рыси» – подлинный знак духовной зрелости режиссёра. Театральный критик Ева Тумановичюте написала, что режиссёр «раскрывает уязвимость персонажей и красоту чистоты». Автор пьесы – шведский писатель Пер Улов Энквист, однако в спектакле драматургическое время и структура были существенно трансформированы. Это аллегория в двух действиях об институциях, психических расстройствах, эмпатии и вере. На сцене Вильнюсского старого театра родился интенсивный и визуально выверенный спектакль о границах психического состояния, слоях памяти и хрупкой человеческой душе. Ева Тумановичюте подчеркнула: «Это чуткий спектакль, раскрывающий уязвимость персонажей и красоту чистоты, он также свидетельствует о меняющемся Вильнюсском старом театре, который становится всё более открытым к разным языкам, театральным направлениям и экспериментам». Эта премьера раскрыла уникальную способность театра создавать атмосферу, подобную шепоту, который остаётся дольше, чем диалоги.

Приглашение переосмыслить реальность

С социально-политической точки зрения этот сезон Вильнюсского старого театра показателен: голос женщины на литовской сцене долгое время существовал как маргинальный, декоративный, символический. В 111-м сезоне он стал семантическим центром. Это можно истолковать и как выражение институциональной саморефлексии, и как реакцию на всё ещё патриархальное общественное пространство. Новые спектакли не имитируют «женский опыт», а создают его хореографию, текстуру, ритмику. 111-й сезон Старого театра – это попытка говорить о боли, памяти и теле не как о данности, а как о формах, которые постоянно пересматривают, переосмысливают и переформируют заново. Это сезон, в котором театр не столько отображает реальность, сколько предлагает взглянуть на неё по-новому – не патриархально, не нормативно, а эмпатично, фрагментарно и смело.

111-й сезон Старого театра без сомнения формировал новый драматургический пейзаж, в котором женский опыт стал не темой, а точкой зрения. Во многих премьерах женский голос звучал как свидетельство, вопрос, сопротивление, а театр стал тем художественным учреждением, которое слушает, не перебивает и позволяет быть. И это – самый смелый феномен сезона.

111-й сезон был актуальным, ищущим, временами противоречивым, но всегда — живым. Это сезон, в котором слово встретилось с тишиной, трагедия – с гротеском, а зритель – с самим собой. Старый театр не стремился показать «жизнь как она есть», он предложил более сложный, многослойный взгляд. Это театр, который разрушает поверхностные нарративы и позволяет заглянуть туда, что скрывается под ними: тело, память, отношения, сомнения, превращающиеся в авторитеты. В конечном счёте, это сезон, в котором слово «реальность» звучало не как нечто данное, а как приглашение переосмыслить её заново.

Взгляд в будущее

Этой осенью самых юных зрителей объединит спектакль режиссёра Оскара Выгановского «Слушаю, Ваше Величество!», созданный по сказке польского педагога и писателя Януша Корчака «Король Матиуш Первый». Режиссёр поставил перед собой амбициозную задачу – создать несколько версий спектакля: на литовском, русском, польском и украинском языках. В них оживёт трогательная история о ребёнке, которому досталась не только необычная корона, но и ответственность изменить мир.

Тем не менее самой интригующей премьерой осеннего сезона Старого театра обещает стать спектакль «Море-океан» режиссёра Йокубаса Бразиса, создаваемый по роману итальянского писателя Алессандро Барикко.

После высоко оценённой постановки пьесы Альбера Камю «Калигула», за которую режиссёра хвалили как критики, так и зрители за смелое художественное решение, Йокубас Бразис ступает на совершенно иную территорию. «Море-океан» – это тонкий, философский и многослойный материал, приглашающий не столько наблюдать за историей, сколько её проживать.

Романы Алессандро Барикко нередко ставятся на театральных сценах по всему миру – и не случайно: из-за ритмичной композиции, метафоричного текста и бережного отношения к тайне. Роман «Море-океан», опубликованный в 1993 году, называют кубистским шедевром литературы, в котором судьбы героев ломаются и соединяются, словно фрагменты картины.

Действие спектакля будет происходить в странной, отдалённой от мира прибрежной гостинице. Здесь собирается группа разных людей – учёный, художник, женщина, которую предали, девочка, боящаяся жить, и другие. Каждый из них приносит с собой свою боль, свои вопросы, свою тишину. За гостиницей присматривают трое детей – загадочные фигуры, которые кажутся не столько персонажами, сколько символическими проводниками. А море – постоянный фон и метафора становится неизбежностью, памятью, сердцем, сном. Оно здесь всё охватывает и заново переписывает человеческие жизни.

Эта премьера ознаменует следующий этап обновления Вильнюсского старого театра и доверие новой волне режиссёров. «Море-океан» станет не только художественным, но и экзистенциальным событием – спектаклем, который пригласит зрителей остановиться, прислушаться, вместе с персонажами искать ответы на вопросы, которые мы порой боимся задать даже самим себе.

Ингрида Рагяльскене

Фотогр. Дмитрия Матвеева. Иммерсивный спектакль «Далеко-далеко», реж. М. Янчяускас.

«Я полюбил это здание», – говорит режиссер Мантас Янчяускас о Вильнюсском старом театре, где он создал свой новый спектакль «Далеко-далеко». На премьере 7 и 8 мая зритель отправится в индивидуальное сенсорное путешествие по пространствам Вильнюсского старого театра, его настоящему и прошлому: один зритель и уникальный маршрут, проводниками которого станут голоса, свет, музыка и современные технологии.

Мантас Янчяускас – режиссер молодого поколения, окончивший Литовскую академию музыки и театра в 2018 году по специальности «театральная режиссура» (руководитель курса Гинтарас Варнас). Его работы отличает деликатное исследование социальных проблем, синтез документалистики, site-specific театра и технологий. Спектакли “Dreamland”, «Шпаклевка», «Играет Марюс Репшис», «Портал», «Экскурсия», «Сотрясения», «Ведомые» – расцениваются театральными критиками и зрителями как важные явления современного литовского театра.

О том, почему иммерсивная форма может быть глубже традиционного театра, как истории, звучащие в наушниках, и «призрачный свет» становятся ключевыми элементами драматургии и почему театральная память – это прежде всего борьба за настоящее – в этой беседе с создателем «Далеко-далеко» М. Янчяускасом.

«Далеко-далеко» – это иммерсивный спектакль для одного зрителя на литовском и русском языках. Традиционно в иммерсивном театре мы ожидаем эффекта погружения, своеобразного познавательного путешествия, но всегда находятся и скептики. Насколько «Далеко-далеко» – это театральный опыт, а насколько – художественная прогулка в наушниках?

Трудно ответить, что является театральным опытом, а что – художественной прогулкой. Мы смотрим на это как на опыт, который проживает один человек. Наушники и телефон – лишь инструменты, помогающие услышать голоса. Мне кажется, что театральный опыт – это прежде всего феноменологический опыт. Важно, что и как зритель переживает внутри себя. Может, я немного вклиниваюсь в другой контекст, но во время всего процесса, который длился около девяти месяцев, мы взяли около 30 интервью. Постоянно думали, какая форма лучше всего подойдет для того содержания, которое мы хотели передать. Хотелось не забыть о здании, которое само по себе сильно воздействует, поэтому и форма возникла из необходимости показать это здание через опыт. Наушники не просто воспроизводят звук – они позволяют создать качественный звуковой мир, обеспечивая в некотором смысле опыт потока сознания.  И музыка здесь очень важна. Она сливается с голосами, становится неотделимой. Этот опыт – не какая-то очищенная «театральная» или «нетеатральная» форма, это многослойный опыт.

Представь, что есть преданный этому театру зритель, который знает актеров, ходит на премьеры. Как бы ты пригласил меня на премьеру?

Тому человеку, который привык прийти, сесть в зрительном зале и смотреть спектакль, я бы предложил увидеть театр из другой перспективы. На этот раз нет традиционного сценического действия – зрителю предлагается погулять по театру и услышать его голоса. Возможно, даже зайти в помещения, которые они никогда раньше не видели – например, в костюмерную. И услышать истории людей, которые обычно остаются за кулисами. Это опыт этого театра, этого места в Вильнюсе изнутри. 

Ты упомянул, что пришлось сделать около 30 интервью. Каков спектр опрошенных людей? По какому принципу их выбирали?

Сначала начали смотреть, кто работает в этом театре дольше всего. Было невероятно – некоторые люди проработали здесь 40, а то и 50 лет. И не только в Старом театре – люди работают здесь еще с тех времен, когда на улице Йогайлос действовал Русский драматический театр. Это было нам очень интересно. Позже мы почувствовали, что этого недостаточно – нужны и другие голоса. Мы стали брать интервью у людей, которые в этом театре уже не работают, и у тех, кто наблюдает за этим театром со стороны – например, у театральных критиков Аудроне Гирдзияускайте и Хельмутаса Шабасявичюса. Все эти голоса помогли понять, какие точки зрения по отношению к этому зданию еще существуют.     

Что больше всего удивило при встрече с людьми, у которых вы брали интервью?

Одна женщина, чей голос не попал в окончательный вариант, оставила трогательное впечатление. Она поделилась очень личными вещами. Мы пришли в этот процесс чужими, но нас приняли. Чувствовалась ностальгия – не только по прошлому, но и по былому художественному качеству, по былому авторитету театра. Многие говорили об отсутствии лидерства. Все это оказалось в фокусе драматургии спектакля – отношения с сообществом и с прошлым, которое живет в настоящем.

Зритель будет путешествовать один. Почему важен индивидуальный опыт?

Когда мы тестировали спектакль, иногда ходили в одиночку, иногда группами. И разница –огромная. Когда идешь в одиночку, активизируются все чувства. Твое тело, зрение, слух, даже обоняние реагируют иначе. Когда в театре такое подлинное ощущение пространства, это особенно важно. В одиночестве опыт становится намного сильнее и интимнее. Это позволяет произведению подействовать глубже.  

Приходилось ли участвовать в иммперсивном спектакле для одного зрителя?

Когда-то я очень хотел создать работу, в которой зритель мог бы пройтись по Лукишкской тюрьме. Позже эта идея переросла в «Ведомые». Я знаю, что подобные работы уже были. Насколько я помню, прогулки для одного человека делала немецкая театральная группа Rimini Protokoll. В Литве нечто похожее делал актер и режиссер Паулюс Маркявичюс. Но мы подошли к этой форме в ходе обсуждения с творческой группой – искали лучший способ для передачи опыта. И путешествие одного человека показалось нам наиболее подходящим.

В спектакле важную роль играет свет. Как действуют ваши так называемые „ghost lights“?

Свет здесь становится проводником. Зрителю выдается оборудование – наушники, телефон – и он идет по театру, а в некоторых местах включается свет – ghost lights. Это аллюзия на театральную традицию, когда на сцене оставляется одна лампочка, чтобы актер мог видеть путь. У нас эти лампочки становятся маршрутными точками – они показывают, куда идти.

Сколько времени длится путешествие?

Около часа. Мы сознательно решили не продлевать его. Нам хотелось, чтобы за один час зритель получил полноценный опыт. Это целенаправленный выбор.

В спектакле вы исследуете память театрального здания. Почему это важно?

Память и история здесь просто осязаемы – ходишь по пространству и видишь, как в нем витают разные времена. Сначала мы пробовали идти в историю – брать интервью у историков, искать в архивах. Но теоретическая память не подошла. Например, мы встретили женщину, которая жила в театре после войны, когда здесь действовала опера, – ее семья была художниками по свету. Такие истории оживили спектакль. Однако увидели, что самое важное – это то, что люди чувствуют сегодня. Память здесь – это не о прошлом. Она говорит о настоящем, о том, чей голос слышен сегодня.  

Музыку к спектаклю создавал Мантвидас Пранулис. Какова ее функция?

Трудно описать это рационально, но если бы пришлось использовать метафору – музыка здесь как болото. Входишь в него и оно затягивает. Музыка – не только эмоциональный фон, она действует как медиум памяти, где перемешиваются звуки, фрагменты архивов, времени оперного тетра. Звук здесь подобен дышащему организму.

Как проходила работа с драматургом Линой Лаурой Шведайте?

Интервью мы брали вместе, в зависимости от языка. Я – у русскоговорящих, Лаура – у тех, кто говорит по-литовски. Затем мы расшифровывали, обсуждали, Лаура распределяла структурно, я занимался монтажем. Особенно тщательной работы требовали русскоязычные фрагменты. Иногда текст звучит так, а голос – совсем иначе. Перевод тоже был вызовом – некоторые вещи просто невозможно передать точно.

В спектакле будет и видеоинсталляция?

Это финал – сцена продолжительностью около 8 минут. Видеохудожник Кристийонас Дирсе свободно интерпретировал архивные материалы, как из времен театра оперы, так и современные. Это как эпилог, обзор всего нашего рассказа.

Использование русского языка в спектакле, безусловно, вызовет реакцию. Как вы сами на это смотрите?

Это действительно деликатный вопрос. Язык – один из существенных пластов в этой работе. По сей день в театре есть сотрудники, которые не говорят по-литовски, поэтому решение о выборе языка стало не только творческим, но и этическим вопросом. Мы думали, оставить ли этот язык (русский) или все же убрать его. Все таки это здание, как и память его сообщества, тесно связано с традициями русского драматического театра. Такое историческое и эмоциональное содержание мы получили и от самих работников театра.

Нашей целью было не оценить или создать новый наратив, а попытаться зафиксировать момент времени – то переходное состояние, в котором театр оказался сегодня. Где он находится сейчас? В каком направлении движется? Долгое время часть сообщества считала этот театр своего рода островом – местом, где господствовало одно языковое и культурное направление. Сегодня театр постепенно открывается для многогранности настоящего и, возможно, даже пытается делать это осознанно. Однако возникает вопрос – какова цена этой трансформации? И может ли такой переход происходить плавно и без напряжения? Почему некоторые места – словно капсулы времени? 

Здание театра, похоже, с трудом признает новые технологии. С какими проблемами вы столкнулись?

Самой большой была проблема организационная. Мы использовали технологии, требующие точности – автономную навигацию, свет, синхронизацию звука. Где-то не хватало коммуникации, процесс легким не был. Но, тем не менее, я верю, что все получится.

Беседовала Ингрида Рагяльскене

Фотогр. Мартинаса Норвайшаса

12 января умер актер Вильнюсского старого театра Сергей Зиновьев. В этом году актеру исполнилось бы 70 лет. С. Зиновьев начал работать в Вильнюсском старом театре (тогда Русский драматический театр Литвы) в 1980 году вместе со своими однокурсниками Витаутасом Шапранаускасом, Эдмундом Микульским и Нийоле Казлаускайте. Все они окончили Литовскую государственную консерваторию (ныне Литовская академия музыки и театра) под руководством Виталия Ланского и Альге Савицкайте.

За 44 года работы в театре С. Зиновьев исполнил почти 80 ролей, которые создавал с исключительной духовной интеллигентностью, даже в комедиях он стремился отыскать сердцевину персонажа, не рассмешить людей, а найти суть комичности, раскрыть ее зрителям.

С. Зиновьев: «Если честно, я помню почти все свои роли»

В одном интервью С. Зиновьев сказал: «Если честно, я помню почти все свои роли. Они все засели в моей памяти, с возрастом особенно, словно откуда-то из глубин подсознания всплывают персонажи, которых я играл очень долгое время. Я думаю, это тот жизненный багаж, который всегда будет с тобой. Какие-то вещи ты переосмысливаешь, какие-то берешь оттуда, ведь новое – это хорошо забытое старое. И каждый раз, выходя на сцену, стараешься улучшить спектакль. Есть определенная планка, которую уже не можешь опускать, ее можно только поднимать. Бывает, создается спектакль, выпускается премьера, но может что-то упустили, не до конца сыграли, а ведь материал – странная штука, он вдруг начинает тебя направлять. Дает тебе свою, автором придуманную линию, выводит тебя на правильный путь. Это происходит на интуитивном уровне. И только потом понимаешь – да, что-то было упущено».

Елена Богданович: «Спокойный, немного отстраненный, живущий в своей идеальной реальности»

Актриса Елена Богданович, создавшая вместе с С. Зиновьевым исключительный актерский дуэт в спектакле «Последний вылкий влюбленный», вспоминает: «Сережа был очень разносторонним, но всегда открытым, большим и теплым человеком. К нему хотелось прижаться, почувствовать себя маленькой, надежно защищенной  девочкой. Мы подружились во время постановки «Последнего пылкого влюбленного». Это был наш любимый спектакль-дуэт. В день спектакля он всегда приходил за несколько часов до начала, сидел в гримерке, повторяя текст, прибегала я, он заваривал крепкий чай и, пока я его пила, угощал меня рассказами из своей яркой актерской жизни. Это были завершенные, яркие зарисовки. Я всегда говорила ему, что он должен их записать, а он, как всегда, только махал рукой. На день рождения я подарила Сереже книгу воспоминаний и афоризмов его любимой Фаины Раневской. Они оба были очень похожи в своем игривом, добром юморе. Он мог производить впечатление открытого, большого, доброго человека, но это был фасад – лицо, которое удобно показывать миру, а за ним скрывался ранимый, чувствительный человек, умеющий предугадывать настроение окружающих и готовый прийти им на помощь своевременной шуткой или поддержкой.

Всегда, примерно за полчаса до начала спектакля, пока я волновалась и суетилась за кулисами, он спокойно сидел в глубине сцены в костюме владельца рыбного ресторана, который очень ему шел, и на мой вопрос: «О чем ты молчишь, Сережа?» он отвечал: «Я просто слушаю, как зрители собираются в зале, занимают свои места, и пытаюсь настроиться на их волну, посылаю им хорошие эмоции. Я хочу, чтобы им было приятно, хочу подарить им радость». Таким он и был, наш последний страстно влюбленный в театр и свою профессию Сережа. Спокойный, немного отстраненный, живущий в своей идеальной реальности».

Среди наиболее ярких ролей Зиновьева последних десятилетий: Служитель синагоги, Парнес – «Новообращенный. Граф Потоцкий из Вильнюса» Ш. Зелмановича  (реж. Й. Вайткус, 2024), Старик – «Семейные сцены» А. Яблонской (реж. В. Марвин, 2023), Лейзер-Волф, мясник – «Поминальная молитва» Г. Горина (реж. В. Гурфинкель, 2021), Иосиф – «Семь пятниц фарисея Савла» А. Андреева (реж. Й. Вайткус, 2016), Мобед – «Семь красавиц» Низами Гянджеви (реж. Й. Вайткус, 2015), Борис Семенович Гусь-Ремонтный – «Зойкина квартира» М. Булгакова (реж. Р. Aткочюнас, 2014), Отец Владимир – «Язычники» А. Яблонской (реж. Й. Вайткус, 2013), Петя Перов – «Ёлка у Ивановых» А. Введенского (реж. Й. Вайткус, 2012), Барни Кэшмен – «Последний пылкий влюбленный» Н. Саймона (реж. О. Лапина, Е. Богданович-Голубева, 2011) и др.

Фотогр. Тельмана Рагимова

Всемирно известная легенда старинной музыки, дирижер Тревор Пиннок вместе с одной из выдающихся оперных исполнительниц Лауриной Бенджюнайте, камерным оркестром Св. Христофора и Международным духовым ансамблем встречаются в Литве 21, 22 и 23 ноября для участия в концерте “Endless Pleasure”. Вильнюсский старый театр приглашает испытать бесконечное удовольствие, слушая произведения Г.Ф. Генделя и В.А. Моцарта не только в Вильнюсе, но и Висагинасе и Вилкавишкисе.

Солистка Лаурина Бенджюнайте, отличающаяся уникальным голосом и умением смело сочетать разные музыкальные эпохи, рассказывает о своем опыте выступлений с известным дирижером Тревором Пинноком.

Лаурина, ты оперная солистка с очень широким репертуаром – от барочной музыки до современных произведений композиторов XXI века. Не каждый солист отважится исполнить как барочные, так и сложные современные произведения. В чем твой секрет как певицы, который позволяет тебе смело погружаться в такие разные музыкальные эпохи?

Мы используем один и тот же инструмент для исполнения музыки всех эпох – голос. Я бы никогда не стала петь репертуар, который не подходит моему голосу. Я бы не смогла исполнить все произведения эпохи барокко или произведения современных композиторов. Это в большей степени зависит от вкуса исполнителя, его желания исполнять определенный репертуар, музыкальной грамотности и эрудиции. В конце концов, все диктует сам голос – он является главным фактором. 

Какая музыка тебе ближе всего и почему? Есть ли любимые произведения, которые всегда тебя вдохновляют?

Это самый сложный вопрос, потому что как «животное» музыкального мира считаю своим долгом называть произведения и имена композиторов. Однако именно тишина для нас жизненно важна. Если говорить о прослушивании, то мне нравится хорошо исполненная поп-музыка, а для вечера я часто выбираю «разбавленный» джаз. Когда мне просто хочется «поорать» (зам. автора петь от души), это – национальный гимн Литвы или «Там, где пуща зеленеет» („Kur giria žaliuoja“).

На концертах “Endless Pleasure“, где ты будешь петь в сопровождении камерного оркестра Св. Христофора и дирижера Тревора Пиннока, знатока барочной музыки, исполнишь произведения Моцарта и Генделя. Чего ожидать слушателям от этой программы?

Мы долго решали, какая программа лучше всего привлечет публику, ведь эти концерты – только начало. Весной мы все вместе будем работать над оперой. Я восхищаюсь Моцартом, а Тревор – барокко, Г.Ф. Генделем. Произведения этих композиторов прекрасно сочетаются друг с другом. И, я верю, что это идеальное первое свидание с Вильнюсским старым театром. Концерт “Endless Pleasure“ – словно предвестник, приглашающий в дальнейшее музыкальное путешествие.

Зрителей ждет особенный концерт. Оркестр Св. Христофора уже давно «точит смычки», а мы все с огромным нетерпением ждем коллег-инструменталистов со всей Европы, которые по просьбе Тревора смогли найти место в своих сумасшедших рабочих графиках. Создавать музыку вместе с маэстро – это настоящая привилегия, честь и необыкновенный подарок.

Как родилось ваше сотрудничество с дирижером, клавесинистом Тревором Пинноком? И что побудило сегодня отправиться в совместное путешествие по музыкальным открытиям?

Я познакомилась с маэстро Тревором в 2008 году в Лондоне, в оперной студии Королевской академии музыки, где я принимала участие в прослушивании оперы, которой он дирижировал. Это многолетняя музыкальная дружба. Тревор стал моим музыкальным отцом – это человек, с которым я советуюсь по самым важным вопросам моего музыкального пути. Каким-то непостижимым образом он стал неотъемлемой частью нашей семьи. Впервые я уговорила его приехать в Литву летом 2021 года, когда Неринга была культурной столицей Литвы. Мы тогда ставили оперу в спортивном зале моей школы. Весной мы вернемся с той самой историей любви Ациса и Галатеи, но в этот раз будем ставить спектакль в Вильнюсском старом театре. У оперы будет свой настоящий дом, своя сцена!

Музыка барокко, особенно в исполнении такого дирижера, как Тревор Пиннок, имеет свою специфику. Каково твое отношение к исполнению отдельных музыкальнвх жанров? 

Когда я пою барочный репертуар, не могу одновременно готовить другую музыку. Кстати, это относится ко всему моему репертуару. Голосу требуется время, чтобы адаптироваться, найти свое собственное звучание и способ. Я только что вернулась из Франции, где в Оперном Театре Ниццы на Лазурном берегу я пела Симфонию № 4 Малера, и мне потребовалось несколько дней, чтобы вернуться к Семеле Г.Ф. Генделя и заново ее освоить. Всем произведениям нужно время и подходящее чувство.

Как думаешь, какова роль оперного исполнителя в современном мире, когда музыка становится все более доступной на других платформах? Меняется ли аудитория и ее ожидания во всем мире и в Литве?

Мы все выигрываем от того, что музыка доступна. Самое важное – чем мы заполняем этот эфир. Какова моя роль в современном мире? Я – связующее звено, мост между дирижером и идеей композитора, которая звучит через мой опыт, сердце и голос. Ожидания публики по сути не меняются – мы все хотим быть растроганы, удивлены, желаем испытать единение, и музыка щедро предоставляет такую возможность.

Беседовала Лаурина Лопайте

Фото – Ронан Коллетт

Кристина Мария Кулинич – актриса, драматург, режиссер. Начала свой творческий путь как театральная актриса и перформансист. В 2017 году написала свой первый текст для перформанса «Window Shopping», за которым последовали пьесы «Дедушка», «Цели и задачи», «SoDramatic», «Fan Fiction» и др.

Премьера последней пьесы драматурга нового поколения «Хорошая погода, если не слишком много думаешь» в постановке самого автора пьесы состоится в Вильнюсском старом театре 9 и 10 ноября. Спектакль поднимает как никогда актуальные темы истории, памяти, исторической травмы, вины и Холокоста. Действительно ли мы учимся и можно ли извлечь уроки из истории? Ясно только одно – не меняется только человеческая природа.

Что побудило выбрать темы исторической травмы, вины и Холокоста? В какой степени на это повлиял исторический и современный контекст?

Прошлым летом в руки попала книга Ауримаса Шведаса «Ирена Вейсайте: жизнь должна быть прозрачной», в которой собраны беседы ныне покойной профессора И. Вейсайте с автором. Некоторые из бесед – это воспоминания о прожитом Холокосте в Литве. Мое собственное восприятие Холокоста, должна признаться, было скорее школьным. По мере чтения меня не покидало нарастающее чувство стыда. Как так получилось, что люди, пережившие трагедию и выжившие, люди, мимо которых я проходила на улице или даже встречала на спектаклях, люди, составлявшие огромную часть литовского общества до Второй мировой войны, восприятие их трагедии не присутствует в моем сознании. Почти не было осознания того, что здесь происходило и какую важную часть общества мы потеряли. Большинство из нас знают Анну Франк. Но, наверное, не многие знают Ицхока Рудашевского – подростка, который был заключен в Вильнюсское гетто, вел дневник и фиксировал жизнь в гетто. Однако глубокая трагедия, ее масштаб и значение не были осознанны. И то, что это также моя историческая память, не было осознано. Насколько я могу судить, многие люди могли бы сказать нечто подобное. Словом, я решила исследовать, попытаться осмыслить хотя бы часть этого в пьесе.

Тогда в Израиле 7 октября произошел теракт. Более того, антисемитизм начал проявляться с разных сторон. Это страшно и мерзко. Поднятие этих вопросов на поверхность кажется как никогда необходимым.

Однако в этом контексте я не хотела бы использовать слово «вина». Я согласна с мыслями, высказанными профессором Саулюсом Сужеделисом в одном из интервью, о том, что коллективная вина – не самый продуктивный способ обозначать явления. Однако те из нас, кто родился после войны, не виноваты в том, что сделали некоторые из наших предков. Более подходящим словом, по мнению профессора, был бы коллективный стыд. Соглашусь. Соглашусь и с тем, что важно изучать неудобные подробности Холокоста в Литве – это сделает нас только сильнее.

Вы автор пьесы «Хорошая погода, если не слишком много думаешь» и режиссер спектакля по своей же пьесе. Как вам удается совмещать эти две миссии?

Сегодня я не считаю эти два аспекта создания спектакля принципиально разными. Конечно, и режиссура, и драматургия требуют разных навыков, но я не думаю, что они конфликтуют или мешают друг другу. Мне интересно само театральное искусство, а его можно создавать по-разному – можно разделить работу и функции, но можно и делать все самому. Важно, чтобы машина, которую мы конструируем во время репетиций, завелась, когда зрители уже в зале, но одной правильной инструкции нет.  Я бы сказала, что миссия одна и та же – сконструировать «театральную машину». Мне интересны разные этапы этого построения.

Какую аудиторию, какого зрителя вам важно охватить? Насколько важен зритель для Вас как для художника, работающего в современном театре?

Публика – это существенный элемент, завершающий работу. Надеюсь, мне удастся найти открытого, чуткого зрителя, который осмелится столкнуться с неудобными вопросами и чувствами.

В спектакле поднимается вопрос: можно ли извлечь уроки из истории? Как бы вы ответили на этот вопрос сейчас?

Не знаю. Надеюсь, что да.

Какие были основные источники вдохновения для написания пьесы и постановки спектакля?  

Книги, экскурсии, открытые лекции и воспоминания выживших помогли лучше понять и осмыслить этот этап истории. Конечно, это обширная тема и я не стала знатоком этого исторического периода, отнюдь.

Часть прочитанных мною книг практически легла в основу историй и дилемм пьесы. Некоторые фрагменты я даже цитирую или перефразирую. Прежде всего, это книги Анеты Анры «Йехудит. Мир мог быть таким прекрасным», а также «Тайную историю полиции Каунасского еврейского гетто», написанную самими сотрудниками полиции Каунасского еврейского гетто, и «Наши» Руты Ванагайте. Если говорить о театральном влиянии и источнике вдохновения, то это „(A)pollonia“ Кшиштофа Варликовского.

В спектакле два молодых человека, женщина и мужчина, застряли в неопределенном времени и пространстве. Что это за персонажи? Почему Вам важно исследовать связь этих персонажей с прошлым и их поисками в XXI веке?

Персонажи – обычные хипстеры, пытающиеся построить свою жизнь. Один из вопросов, который меня волнует: чтобы избежать повторения таких ужасов, как Холокост, что важнее: знание исторических фактов или знание самого себя как очень сложного и противоречивого существа? Ведь некоторого времени после Холокоста, особенно в западной общественности, поднимался вопрос: как вещи такого масштаба могло произойти? Как такая большая часть обычных, средних, психически здоровых людей могла совершить такие жуткие преступления? Эти и подобные вопросы задают себе герои пьесы, которые по ходу пьесы узнают истории своих предков – истории, не существовавшие в их памяти до посткатастрофического пространства.

Какие методы и формы современного театра наиболее эффективны в изучении и работе с такими темами, как война, травма и чувство вины?

Скорее всего существует множество способов, методов и форм, подходящих для раскрытия подобных тем. Я верю, что то, что мы с командой создаем, тоже будет действенным.

Вы упомянули, что иногда предпочитаете «наслаждаться хорошей погодой и фантазировать о будущем». Помогает ли творчество найти баланс между тревогами настоящего и мечтами о будущем?

Иначе говоря, я скорее убегу, чем предприму реальные шаги – посмотреть в глаза своей тревоге и попытаться ответить на вопросы: что реально могу сделать, что в моих силах, как реально могу внести вклад в создание того будущего? К сожалению, я заметила неприятную правду – здесь говорю о себе. Чем дальше, тем больше убеждаюсь, что беспокойство о настоящем и фантазии о светлом завтра – две стороны одной медали. Я не хочу искать баланс между ними, это бессмысленно. Для меня сегодня творчество становится одной из попыток постичь и осмыслить это.

Как ваши предыдущие работы и совокупность драматургических текстов повлияли на творческий процесс спектакля «Хорошая погода, если не слишком много думаешь»?

Углубляться в эту тему, читать мемуары и исторические источники было непросто, и часто окутывали сомнения, могу ли я влить хотя бы часть этой боли в театральное произведение и под каким углом это имеет смысл делать... Творческий процесс отличался от предыдущих. Я столкнулась с дилеммами, сомнениями, страхами. Конечно, в большей или меньшей степени я всегда испытываю подобное, но в этот раз я чувствую очень большой груз ответственности.

Искусство перформанса оказало большое влияние на Ваше творческое становление. Как этот опыт отразится в спектакле «Хорошая погода, если не слишком много думаешь »?

Возможно, очень косвенно. Да, я уверена, что этот опыт оказал на меня огромное влияние, и это отражается в задачах, которые я ставлю перед актерами, и в моем собственном образе мышления, в почерке. Тем не менее я сомневаюсь, что влияние перформанса будет заметно в спектакле – сегодня перформативности на театральной сцене я не ищу. Конечно, бессознательно это может проявиться, но сейчас для меня важенее всего, чтобы форма помогла теме раскрыться.

Чем отличается творческий процесс в экспериментальных, независимых театральных проектах от постановок в институциональных, государственных театрах? Есть ли, на Ваш взгляд, принципиальные различия?

Процесс такой же, как и всегда. Работать в учреждении проще по логистическим причинам – каждый делает свою работу и все. В независимых театрах часто становишься и рабочим сцены, и продюсером, и еще черт знает кем. Я бы сказала, что с этой точки зрения в учреждении комфортнее.

В Вашем творчестве часто прослеживается сновидческий, разговорный стиль потока мыслей. Что привело к формированию такого стиля? Насколько важна сновидчество в создании атмосферы спектакля?

Мне очень интересно фиксировать повседневный язык и поток мыслей. Я часто ловлю, иногда даже записываю, а затем транскрибирую случайный разговор или просто быстро записываю то, что услышала на улице. Записанная на бумаге речь выглядит очень странно, как будто не прилипает к бумаге. Живая речь отличается от письменной. Даже сейчас, когда я отвечаю на вопросы письменно, моя мысль в какой-то степени контролируется и редактируется, а во время живой речи проявляются всевозможные противоречия, нелогичности и мусор – одна еще не до конца сформулированная мысль сменяется другой. Интересно исследовать как и что о тех или иных вещах говорит сама манера речи, употребляемые слова, паузы, и потом из таких фрагментов пытаешься собрать целое. Часто в речи «ни о чем» или в не до конца сформулированной мысли есть что-то, о чем я сознательно не подумала бы.

Нечто подобное происходит и с потоком мыслей. На первый взгляд, это беспорядок, сновидческий бред, но именно за ними скрывается то, о чем не хочется говорить или думать. Вот поэтому мне нравится оставлять в текстах немного этого беспорядка, прерывистость мысли, неконтролируемую лексику в речи персонажей.

Стали ли современные зрители более чувствительны к историческим травмам и коллективной памяти, или же мы слишком поглощены повседневными заботами?

В 2016 году в Молетай состоялся «Марш памяти», посвященный памяти об убитых в этом городе евреях. В нем приняло участие множество людей. Я сама была там с несколькими коллегами и могу подтвердить, что атмосфера была очень трогательной. Вспоминая сейчас этот марш, я думаю, что это один из тех случаев, которые показывают, что многие люди не равнодушны к трагедии еврейского народа и понимают, что это и наша трагедия.

Ваше личное видение будущего? Вы больше оптимист или считаете, что катастрофы неизбежны, как упоминаете в спектакле?

Чтобы предотвратить их, необходимо приложить огромные, сознательные, индивидуальные и коллективные усилия. Не хочется склониться ни к оптимизму, ни к пессимизму. Не хочется поддаться эмоциям, но необходимо найти способы, как не скатиться в безразличие.

Беседовала Ингрида Рагяльскене

Фотогр. Тельман Рагимов