Осью 112-го сезона Вильнюсского старого театра становится идея «инаковости», которую выражает слоган, составленный из сочетания литовского, английского, польского и русского языков: KITOX / DIФФERENT / INNЫ / INOJ. Этот слоган продиктован самой природой Старого театра, его ДНК. «Иной» – значит многоязычный, способный меняться вместе со временем, смелый в поиске неожиданных форм, объединяющий разные голоса и говорящий с публикой так, словно театр – это не охраняемая святыня, а живое пространство, где каждый может найти себя. В новом сезоне – 5 премьер: Корчак, Чюрлёнис, Шекспир, Барикко, Настаравичюс.

Мы иные – это не имидж, это наша сущность

Иной – это взгляд на театр не как на представление, а как на непрерывный процесс, в котором встречаются настоящее и память. Эта концепция приглашает переосмыслить, что же театр означает сегодня. Для одних – это возможность сбежать от реальности, для других – способ с ней столкнуться. Для одних – ритуал, для других – продолжение повседневности. Миссия Старого театра в этом сезоне – показать, что «инаковость» может означать и открытость, и разнообразие, и тонкий взгляд на человека. Наш театр выбрал говорить не помпезным, а человечным, открытым тоном, продиктованным уважением и толерантностью к инаковости. Это выражается в многоязычии спектаклей, в смелых идеях и темах, объединяющих разные поколения. Поцелуй в себе другого, иного – это нелегко, но это цель и путь.    

Мы меняемся, ищем формы, пробуем жанры, создаём многоязычное, многоголосое пространство. Мы находимся в постоянном движении, перемены – это не следствие кризиса, а творческий принцип. Мы не боимся быть неудобными, потому что только так устанавливается живая связь со зрителем. Мы не идеальные, но живые – чуткие к тому, что происходит вокруг. Открыты тому, что ещё только ожидает.  

Корона ребёнку: власть как форма ответственности

Такой тон задаёт первая премьера сезона – спектакль для детей «Слушаюсь, Ваше Величество!» режиссёра Оскара Выгановского, поставленный по сказке польского педагога и писателя Януша Корчака «Король Матиуш Первый». Януш Корчак – не только писатель, но и моральный авторитет, всей своей жизнью доказавший, что значит подлинное уважение к ребёнку. Он был одним из первых, кто заговорил о ребёнке как о равноправном человеке, имеющем не только обязанности, но и права. Его мысль о том, что ребёнок – это не «человек будущего», а человек здесь и сейчас, до сих пор звучит революционно.   

«Слушаюсь, Ваше Величество!» – спектакль о ребёнке, получившем корону, напоминает: власть — это не привилегия, а ответственность. Именно эта ответственность в сказке Януша Корчака ложится на плечи ребёнка, и именно поэтому история так глубоко трогает юных зрителей. Режиссёр Оскар Выгановски выбрал для постановки форму сторителлинга – живого повествования, позволяющего говорить без пышных декораций и масок, полагаясь исключительно на талант актёров. «Давайте доверимся детям, дадим им свободу – пусть учатся, пусть ошибаются, пусть останутся одни, без руководителя, без учителя, чтобы лицом к лицу встретиться с этим видом искусства – театром», – говорит режиссёр спектакля.  

Спектакль будет представлен сразу на четырёх языках: литовском, польском, русском и украинском. Это не формальный жест, а попытка показать, что детский взгляд – это универсальный язык, выходящий за пределы национальных и культурных границ. Такое художественное решение превращает театр в многоязычное пространство, где каждое сообщество может услышать свой голос, а дети – стать участниками глобального социального опыта. «Одна из главных целей спектакля – познакомить детей с политической системой, объяснить, что она касается всех – и детей, и взрослых. Если мы об этом не будем говорить, у детей не будет повода задавать вопросы, а у родителей – повода объяснить, что такое голосование, выборы и ответственность», – подчёркивает О. Выгановски.      

Ненаписанная опера Чюрлёниса: мечта, рождающаяся из мифа и технологий

Среди ключевых акцентов осеннего сезона – особая копродукция Вильнюсского старого театра и фестиваля современной оперы NOA. 24–25 октября на Большой сцене будет представлена «Воображаемая опера М. К. Чюрлёниса „Юрате“». Это не попытка «воссоздать» то, чего никогда не существовало, а смелая попытка представить, какой могла бы быть опера, создать которую так мечтал Чюрлёнис, но не успел её написать. Сам М. К. Чюрлёнис ещё в 1906 году в письме брату писал, что готов посвятить все свои работы Литве и собирается написать литовскую оперу. Однако после его ранней смерти либретто, написанное Софией Кимантайте, так и осталось без музыки, а «Юрате» стала легендой в легенде – не только о морской королеве, но и о неосуществлённой творческой мечт

Сегодня к мечте Чюрлёниса возвращаются современные творцы – композиторы Мантаутас Крукаускас, Арвидас Мальцис, Миколас Наталявичюс, режиссёр Гинтаре Радвилавичюте и сценограф Рената Вальчик. В амбициозном проекте объединены эскизы Чюрлёниса, его письма, поэтика живописи и видения современных композиторов. Музыкальная партитура создаётся с использованием алгоритмов искусственного интеллекта. Как отмечает один из авторов проекта, эта опера – «живой диалог между видением прошлого и технологиями настоящего». Таким образом, искусство оказывается меж двух времен – мифа вечной любви и инструментов XXI века. Режиссёр Г. Радвилавичюте называет этот процесс попыткой «бродить по морю, лежащему по ту сторону времени, смотреть сквозь туман, создаваемый М. К. Чюрлёнисом».    

Море как чистилище: ритуал коллективного одиночества

Самым интригующим событием станет спектакль режиссёра Йокубаса Бразиса «Море-океан» по роману Алессандро Барикко, премьера которого состоится 6 ноября. Это произведение часто называют кубистическим шедевром литературы – фрагментированным, многоголосым и наполненным метафорами. В отдалённом от цивилизации отеле «Альмайер» встречаются странные, одинокие люди: художник, мечтающий написать море, но не знающий, с чего начать; учёный, изучающий границы моря; женщина, которую муж отправил «лечиться» от измены; таинственная девочка, боящаяся жить. Все они словно оказываются на сеансе коллективного одиночества, где пребывание у моря переплетает их жизни, заставляет меняться и заново задавать себе экзистенциальные вопросы.

«Отель у моря превращается в чистилище. Здесь исчезают ощущения времени и пространства. Море становится неизбежностью, в которой все началось и в которую мы должны вернуться», – отмечает режиссер Й. Бразис. Море в спектакле – не только пейзаж, но и метафора, угроза, утешение и тайна. Оно здесь память и будущее, любовь и месть, спокойствие и разрушение. По словам Алессандро Барикко, существуют три типа людей: те, кто живёт у моря, те, кто стремится войти в море, и те, кто умеет вернуться из моря живым.

Й. Бразис – один из ярчайших представителей молодого поколения режиссёров, обучавшийся у Оскараса Коршуноваса и Эймунтаса Някрошюса, и уже доказавший, что не боится рисковать в театре. Его предыдущая постановка в Вильнюсском старом театре по пьесе А. Камю «Калигула» привлекла много внимания и получила награды за смелое художественное решение. Теперь он ступает на новую территорию – пространство тонкого, экзистенциального театра. «Море-океан» становится не столько повествованием, сколько переживаемым состоянием, в котором зритель вместе с героями сталкивается с вопросами, которые мы зачастую боимся задавать самим себе.   

Цена фунта мяса: справедливость без милосердия?

Ещё одна премьера – «Венецианский купец» Уильяма Шекспира в постановке Агнюса Янкявичюса. Это одно из самых обсуждаемых произведений Шекспира, в центре которого – Шейлок, венецианский еврей и ростовщик, чей договор с Антонио превращается в жестокое обязательство «фунта мяса», а сцена суда с речью Порции становится дилеммой милосердия и справедливости. В произведении пересекаются темы антисемитизма, финансовой логики ренессансной Венеции, претензии на справедливость и человеческого достоинства. Знаменитый монолог Шекспира «Разве нет у еврея глаз?» сегодня позволяет трактовать «Венецианского купца» и как голос маргинализированного человека, пронзающий черной ненавистью. 

Выбор представить «Венецианского купца» логично продолжает стремление Старого театра говорить «иначе» – не обходить деликатные темы, а раскрывать их. Последние годы практика британской сцены показывает, как радикально иные акценты меняют равновесие классической пьесы, балансирующей между портретом социальной нетерпимости и современной анатомией корпоративной власти. Такая амплитуда интерпретаций свидетельствует о живучести пьесы Шекспира и сегодня – не только как литературного или культурного явления, но и как гражданского. В руках А. Янкявичюса этот материал обещает быть и острым, и чутким. 

«Местное время» – противостояние речи и тишины

Весной 2026 года на сцене появится спектакль «Местное время» режиссёра Адомаса Юшки – это история о небольшой изолированной общине, в которой действует радиостанция. Вокруг её эфиров вращается вся жизнь людей – почти каждый здесь выполняет свою функцию: ищет новости, ведёт передачи, играет музыку, слушает. Но вдруг они видят то, что привыкли лишь слышать. Пьеса Миндаугаса Настаравичюса – о противостоянии речи и тишины. О том, как создаются и как распадаются сообщества.   

Пять путей к иному театру

Эти пять премьер – «Слушаюсь, Ваше Величество!», «Воображаемая опера „Юрате“», «Море-океан», «Венецианский купец», «Местное время» – становятся лицом нового сезона Вильнюсского старого театра. Они очень разные, но объединяет их одно: театр как пространство инаковости. Детская фантазия, неосуществленная мечта Чюрлёниса, тайна моря А. Барикко, шекспировская справедливость, дилемма замкнутости и открытости во «Местном времени» – это пять путей, ведущих к эпицентру, где театр становится открытым и безопасным пространством для человека и его опыта.   

В новом сезоне открывается и выставочный цикл «Театр одного артефакта». Формат выставки одного объекта не нов и ничем особо не удивляет. Театр – это не только то, что мы видим на сцене. Цель выставок – через один объект, факт и артефакт раскрыть театральный процесс, «кухню» спектаклей, в определённом смысле десакрализовать театр и сцену, окружённые зачастую мифами, а также показать, что всё рождается из деталей и простых вещей, рассказать историю, которая по сути и является основой театра – драматургией. С 5 сентября действует первая выставка – «Песок Розенкранца и Гильденстерна», посвящённая памяти режиссёра Юрия Бутусова (1961–2025), постановщика спектакля «Розенкранц и Гильденстерн мертвы», а также песку, который ускользает сквозь пальцы, а в одной из сцен спектакля превращается в вино.   

В этом сезоне Старый театр приглашает зрителей не только смотреть спектакли, но и отправиться в совместное путешествие, в котором театр выбирает быть иным: не только отражать мир, но и заново его создавать.

Информация Вильнюсского старого театра

Фото Симоны Янкаускайте

Из выставочного цикла „Театр одного артефакта“

Куратор, автор идеи – Гитис Норвилас

Консультант – Марюс Някрошюс

Это элемент сценографии – самый обычный мешочек из спектакля Юрия Бутусова (1961–2025) «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» (2023), поставленного по одноимённой пьесе апологета театра абсурда Тома Стоппарда. Ничего волшебного: в мешочке – песок, немного поролона, верёвка... Песок можно потрогать – он настоящий. Почти две тонны песка были закуплены для спектакля «Жизнь без любви», основанного на произведениях Ромена Гари, но так и не попали под лучи сценических софитов. Песок лежал насыпанный во дворе театра. Когда режиссёр Ю. Бутусов начал репетиции, у него возникла мысль использовать его с постановке. Сценограф спектакля и художник Марюс Някрошюс не скрывает, что сама идея сценографии – подвешенные мешочки с песком – была продиктована фотографией с макетом базилики Саграда Фамилия архитектора Антонио Гауди, где также были и верёвки с мешочками: именно так А. Гауди моделировал распределение нагрузок в конструкциях. В спектакле мешочек с верёвкой превращается и в паруса корабля, и в струны, и в алтарь, и в лес... Во что угодно – всё зависит от воображения зрителя. Вот из чего сделана метафора – она очень осязаема.

А этот конкретный мешочек, что перед вами, во время монтажа декораций просто упал. Режиссёр поднял его, подписал и подарил на память руководителю художественного отдела театра Гине Буско.

Режиссёр Ю. Бутусов вечером 9 августа 2025 года утонул в Чёрном море, в Болгарии, в городе Созополь – его унесло обратным течением. Сценограф М. Някрошюс в момент трагедии тоже купался – в Балтийском море, в Паланге, у горы Бируте. Вот вам и драматургия. Эта инсталляция посвящена памяти Ю. Бутусова, песку, который ускользает сквозь пальцы... и в одной из сцен спектакля превращается в вино.

///

Формат выставки одного объекта не нов и ничем особо не удивляет. Возможно, немного необычен тем, что  происходит в театре. Однако Театр – это не только то, что мы видим на сцене.

В выставках цикла «Театр одного артефакта» через один объект, факт и артефакт мы стремимся раскрыть театральный процесс, «кухню» спектаклей, в определённом смысле десакрализовать театр и сцену, окружённые зачастую мифами, а также показать, что всё рождается из деталей и простых вещей, рассказать историю, которая по сути и является основой театра – драматургией. Можно сказать и более звучно: это в определённом смысле попытка Фомы неверующего прикоснуться к ранам Христа, чтобы уверовать. В данном случае – чтобы поверить в театр.  

Гитис Норвилас

______________________________________________________________________________________________________________________________________

The Sand of Rosencrantz and Guildenstern

From the Theatre of a Single Arte-fact series of exhibitions

Curator, concept author – Gytis Norvilas

Consultant – Marius Nekrošius

This is a piece of scenography: a plain little bag from Yury Butusov’s (1961–2025) production of Rosencrantz and Guildenstern Are Dead (2023), based on the play of the same name by absurdist theater apologist Thomas Stoppard. Nothing miraculous: the bag holds sand, a bit of foam rubber, it has a rope… You can touch the sand; it’s real. Almost two tonnes of it were originally purchased for the production Life Without Love, inspired by the works of Romain Gary – but it never saw the spotlights on stage. The sand was left heaped in the theatre’s courtyard. When Butusov began his rehearsals, the idea arose to make use of it. The set designer, Marius Nekrošius, admits that the scenographic solution (hanging sandbags) was prompted by a photograph of Antoni Gaudí’s model for Sagrada Família, which also featured ropes with bags – Gaudí used them to simulate structural loads. In the production, the bags and ropes become sails, strings, an altar, a forest… They could turn into anything at all – the only limit is each spectator’s imagination. The metaphor here is made of something very tangible.

And this particular bag in front of you fell while the set was being built; Butusov picked it up, signed it, and gave it as a keepsake to the theatre’s creative director, Gina Busko.

On the evening of 9 August 2025, Butusov unexpectedly drowned in the Black Sea near Sozopol, Bulgaria – swept away by a rip current. At that very moment, scenographer Nekrošius was also in the water – only in the Baltic Sea, swimming by Palanga’s dunes. A kind of dramaturgy in itself. This installation is dedicated to the memory of Butusov, to the sand that slips through fingers and, in one of the scenes, turns into wine.

///

The single-object exhibition format is neither new nor particularly surprising. What may be unusual is that it’s featured in a theatre. Though theatre is not confined to what we see on stage.

In the Theatre of a Single Arte-fact exhibitions, through just one object, fact or artefact we seek to reveal the process of theatre-making; to take you behind the scenes of our productions. In a sense, this allows us to desacralise the stage so often wreathed in myth – and at the same time show that everything emerges from details, from ordinary things. It’s about telling a story of dramaturgy – which, at its heart, is the very essence of theatre. Put more emphatically: it’s not unlike Doubting Thomas’s attempt to touch Christ’s wounds so that he might believe. In this case – to believe in theatre.

Gytis Norvilas

26 июля свой 60-летний юбилей отмечает актёр, режиссёр и театральный педагог Видмантас Фиялкаускас. В 1992 году он окончил Литовскую академию музыки и театра (курс реж. Йонаса Вайткуса), работал в Литовском государственном академическом драматическом театре, позже – в драматическом театре Юозаса Мильтиниса, в 2007–2008 годах возглавлял театр „Menas“ , а с 2014 года является актером труппы Вильнюсского старого театра, как сообщает пресс-служба Вильнюсского старого театра.

Среди самых ярких его сценических работ – Астон в пьесе Гарольда Пинтера «Сторож» (реж. Гитис Габренас), князь Мышкин в «Сказке идиота» по Ф. Достоевскому (реж. Саулюс Варнас), граф Кент в «Короле Лире» У. Шекспира (реж. Йонас Вайткус), Жиль в «Маленьких супружеских преступлениях» по пьесе Э.-Э. Шмитта (реж. Раймундас Банионис) и другие. В. Фиялкаускас снимался в фильмах „Vienui vieni“, „Nova Lituania“, „I Want to Live“, „Cry Wolf“.

Видмантас любезно согласился побеседовать о театре, о роли как конструкции бытия и об ответственности актёра создавать нечто хрупкое, подлинное и неизбежное.

– Как начался Ваш путь в театр – помните ли тот первый импульс, который определил это направление? Что впоследствии формировало Вас как актёра: учителя, встречи, опыт?

– Я родился и вырос в Укмерге. В культурном центре Укмерге посещал театральный кружок. Меня пригласили на главную роль в спектакле под названием «Кузнечик в стакане». Роль очень понравилась – мне ничего не нужно было делать (я был в стакане), а все вокруг бегают, что-то делают… Может, тогда я и решил стать актёром: наверное, подумал, что так будет всегда. Спасибо судьбе – мне посчастливилось попасть в руки хороших учителей, которые сказали, что просто красиво выглядеть на сцене – недостаточно.

– Когда Вы почувствовали театр как неизбежность, а не просто профессию? Был ли судьбоносный спектакль, репетиция или опыт?

– Я никогда не воспринимал театр как профессию и долгое время мне было неловко отвечать на вопрос: «Какая у тебя профессия?», потому что мне казалось, что актёр – это не профессия, а своего рода миссия. Можно ли называть работой создание другого человека, создание мира, которого не существует, фантазирование? Это что-то божественное. Мне долгое время казалось странным, что за это ещё и платят деньги.

– Какие из своих ролей или спектаклей Вы бы выделили как ключевые? Что в них было для Вас самым важным – творческая задача или внутреннее узнавание?

– Как ключевые спектакли, в которых мне довелось сыграть, я бы выделил «Сторожа» Г. Пинтера в постановке Г. Габренаса и «Сказку идиота» по роману Ф. Достоевского «Идиот». Работая над персонажами в этих постановках, я понял, что значит конструировать другого человека, который – не ты. И чем дальше они были от меня самого, тем более ценными они мне казались.

Больше всего творческого времени я провёл в Паневежском драматическом театре имени Юозаса Мильтиниса, но и там, и в других театрах, где довелось работать, всё зависело от творческой команды, во главе которой стоит режиссёр: если у него есть интересная задумка, тогда и творческие задачи, и атмосфера искрятся; если нет – театр превращается в профессию.

– Вы говорили, что настоящий спектакль рождается в сердце зрителя. Часто ли Вы чувствуете, что Ваш зритель – зрелый, открытый для такой ответственности?

– Нечасто. Но очень радостно встретить такого зрителя, который приходит в театр не ради развлечения, а чтобы вместе творить и фантазировать.

– Вам важно знать, как зритель пережил спектакль? Нужен ли творцу отклик?

– Почему мы смотрим в зеркало? Видимо, потому, что хотим знать, как выглядим и какими нас видят другие. Точно так же и в театре: зрительный зал – это большое зеркало, которое отражает создаваемый на сцене мир. Полезно знать, что в нём отражается.

– Многие Ваши роли свидетельствуют о предельных переживаниях, духовной слепоте персонажа, падении человека и хрупкости его бытия. Можно ли в театре всё ещё говорить о том, о чём общество всё чаще предпочитает умолчать?

– Мне всегда были интересны люди на грани, потому что в театре «нормальность» наименее интересна. События, которые мы видим на сцене, в реальной жизни случаются один раз, да и то не со всеми. Я считаю, что театр остаётся одним из немногих мест, где можно говорить о том, о чём в обществе принято молчать, о том, что считается «непристойным». А что самое непристойное в нашей жизни? Смерть. В хорошем театре всегда присутствует смерть.

– Педагогическая деятельность – важная часть Вашей творческой биографии. Преподавание – это способ передать технику или помочь молодому человеку открыться другому миру?

– Для молодого человека важнее всего – показать возможности. Часто юноша даже не знает, что такое театр и что в нём можно сделать. Поэтому я и стараюсь ему это показать.

– Театр всё чаще превращается в форму развлечения. Как сохранить его достоинство и глубину в сегодняшнем культурном шуме?

– Повторю уже сказанную мысль – в театре главное творцы. Когда в этом шуме появится человек, который захочет показать другим возможности иного мира, тогда и возникнет глубина театра в этой мелководности развлечений.

– Должен ли художник сегодня в Литве всё еще быть «боксёром» – защищаться, выживать, сохранять стойкость? Что для Вас лично значит эта стойкость?

– Я считаю, что у добра должны быть кулаки, чтобы защититься и выжить. Жизненные блёстки очень агрессивны, а задача театра – предупреждать людей о надвигающихся опасностях.

– Вы работали с режиссёрами, которые формировали основы литовского театра. Какие уроки запомнились Вам глубже всего – не только технические, но и человеческие, экзистенциальные?

– Первые уроки я получил в Клайпедском университете, учась у Пятрасa Бельскиса. Вместе с основами театра он по-отечески учил нас человечности. Недаром мы называли его «папой». Позже режиссёр Йонас Вайткус научил меня полностью отдаваться театру.

 - Ваш театр – это пространство и сна, и реальности. Близка ли Вам мысль о том, что сцена может быть метафизической, а возможно, даже местом духовного спасения человека?

– Мне нравится теория, что актёры на сцене должны направлять свою энергию не горизонтально – в зрительный зал, но вертикально, а зрители, желающие пережить глубокие эмоции, может даже спасение, должны уметь подключаться к этому вертикальному потоку. Но это больше теория, редко встречающаяся в реальности. Возможно, только в японском театре.

– Юбилей – повод оглянуться назад. Чувствовали ли Вы, что родились в нужное время? Может, чаще ощущали себя рожденным слишком рано или вне времени?

– Я жил в очень интересное время. Наверное, не каждый может похвастаться тем, что видел смену строев, возрождение государства. Но в театральном плане иногда было обидно, что лучшие мои творческие годы проходили в пустых, холодных залах, потому что на городских площадях происходили более интересные события, и все потенциальные зрители были там.

– Что бы Вы сказали без сентиментов, но искренне молодому человеку, решившемуся прийти в театр?

– Молодому человеку я хотел бы сказать, что театр – это не место, где купаются в лучах славы. Театр – это место тяжёлой эмоциональной и психологической работы, где созданные персонажи, фантомы могут поглотить тебя целиком. И молодому человеку нужно честно спросить себя, готов ли он к этому.   

– Как часто Вы оглядываетесь назад? Что для Вас значит память: благодарность, боль или тайна?

– Пока стараюсь не жить прошлым. У меня ещё много планов и задумок, а память для меня больше похожа на школу – учишься, учишься, но всё равно совершаешь те же ошибки.

– Какой вопрос сегодня Вы задаёте себе чаще всего?

– А долго ли ещё...

Беседовала Ингрида Рагяльскене

Фото Дмитрия Матвеева

Прошедший театральный год в Вильнюсском старом театре был необычным – он ознаменовался не только символической датой 111-го сезона, но и смелыми художественными решениями и новшествами в менеджменте. На протяжении всего года театр приглашал зрителей как на свои репертуарные спектакли, так и на премьеры, дискуссии, концерты, международные проекты, а также провоцировал размышлять о своей театральной, художественной и исторической идентичности. Старый театр завершил творческий 2024–2025 сезон 8 премьерами, отражающими направление, ориентированное на актуальный, философски ангажированный и эстетически разнообразный театр.

Векторы

Это был сезон, в котором женственность стала не периферийной темой, а драматургическим стержнем, пронизанным коллективной травмой и поиском личной идентичности. Этот 111-й сезон – не только символический юбилей, но и концептуально ориентированный, политически и философски ангажированный художественный процесс. Темы женственности, идентичности, тела, травмы и памяти стали его главным вектором, но не как отдельные драматургические темы, а как оси глобальной структурной рефлексии.

На осенней пресс-конференции, представившей 111-й сезон, руководитель театра Аудронис Имбрасас рассказал о двух стратегических направлениях – мультидисциплинарности и многоязычии, а также о планах активно расширять формы театральной деятельности, сочетая драму, танец, оперу, цирк и другие области сценического искусства. Руководитель подчеркнул, что новый репертуар Вильнюсского старого театра стремится привлечь не только литовскую, но и польскую, русскую и англоязычную аудиторию. В своем 111-ом сезоне Старый театр доказал, что он является не только учреждением, но и жизненно важной частью культурной экосистемы Вильнюса – слушающей, реагирующей, создающей. Этот сезон стал свидетельством способности театра быть актуальным, многослойным и открытым. Театр, который празднует не только свой юбилей, но и совместный опыт со зрителем.

Сезон перемен: новые имена, партнерство и аудитория

Сезон начался символично – 6 сентября состоялась премьера спектакля «Реформа» в постановке Агнюса Янкявичюса. Это один из первых спектаклей, свидетельствующих о тематике и эстетике нового сезона – остром социальном восприятии, современном взгляде и смелости высказываться на актуальные темы. «Реформа» А. Янкявичюса – спектакль в стиле политического гротеска о трех провинциальных учительницах, которые пытаются спасти свою школу, привлекая в город беженцев. Спектакль «уже не вписывается в поле современных театральных тенденций – он живет в собственном герметичном мире и процветает в этой определенной реальности», – написала театральный критик Дайва Шабасявичене, отметив, что «в спектакле кипит жизнь из реальности и из новостей с различных порталов». Уникальный ансамбль актрис Божены Александрович, Елены Рагимовой, Эдиты Гончаровой и Габриэле Баубайте создает не столько типажи, сколько глубокие, противоречивые портреты женщин, в которых пересекаются травма, ирония и желание действовать.  

Стилю режиссёра присущи гротеск, прямое обращение к публике, деформированная пластика тела, которые здесь приобретают измерение критики местного менталитета и политического абсурда.

Реформа» вызвала дискуссии и сомнения: почему мы смеёмся? И смеёмся ли мы над тем, что, возможно, следовало бы воспринимать всерьёз и даже сакрализировать?

25–27 октября театр приглашал зрителей на мероприятия, посвящённые 111-летию: научную конференцию, юбилейную выставку, встречи с театральным сообществом. В это время спектакль «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» отправился на гастроли во Францию, где был показан 9 раз в парижском театре «Théâtre Les Gémeaux, Scène Nationale – Sceaux». С 1 сентября 2024 года по 15 июня 2025 года в Вильнюсском старом театре состоялось 324 мероприятия, которые посетили около 33 000 зрителей. Всё чаще спектакли показывались и за пределами театра – в Тракай, Рокишкисе, Висагинасе, Шальчининкай, Алитусе. По словам руководителя театра А. Имбрасаса, камерные формы позволяют быть более гибкими, планировать репертуар не только в зале, но и выезжать в регионы Восточной Литвы, где профессиональный театр представлен меньше.

Сезон ознаменовался 7 премьерами для взрослых и одной премьерой для детей. Состоялось 3 концерта: «Endless Pleasure», «Клезмеры на Погулянке», «Сувениры для мамы. Моцарт», а также 4 фестивальных выступления. Театр удостоился сразу 4 наград, среди которых – три премии за лучшую женскую роль в спектакле «Реформа», а также, конечно, Золотой сценический крест, врученный актёру Артуру Своробовичу за роль Калигулы. Спектакль «Калигула» также стал триумфатором фестиваля Com.Media.

Тишина, память и чувство вины

Ещё одна яркая премьера этого сезона – спектакль «Хорошая погода, если не слишком много думаешь», поставленный Кристиной Марией Кулинич, – фокусирует наше внимание на исторической памяти и внутренней тишине. Диалог двух персонажей – учительницы и военного (актёры Эдита Гончарова и Довидас Стончюс) – открывает темы Каунасского гетто, Холокоста, депортаций. В рецензии на этот спектакль Аушра Мартишюте-Линартене точно замечает: «Спектакль пытается заполнить пробелы в памяти и побуждает искать подлинные связи с нашим наследием, от которого, как от того кота, мы не хотим отказываться, но и выбросить его не можем». Это чуткое, но концептуально крепкое произведение о сознательной памяти как форме ответственности.

Спектакль «Хорошая погода, если не слишком много думаешь» воплощает эстетику нового беспокойства. Это театр, который не провозглашает великие травмы, а говорит о повседневной тревоге, об ощущении, будто что-то постоянно ускользает из рук. Здесь человек не разрушается, но теряет глубину, становясь наблюдателем и потребителем своей жизни, чьи мысли слишком стремительны, а эмоции слишком слабы, чтобы удерживать напряжение внимания. Это спектакль о современном состоянии, в котором быть собой – значит постоянно убегать от себя.

Темам, затронутым в драматургии К. М. Кулинич, противопоставляется пьеса Эрика-Эммануэля Шмитта «Маленькие супружеские преступления», поставленная Раймундасом Банионисом. Пожалуй, самый зрительский спектакль прошлого сезона раскрывает интимное столкновение двух людей с иллюзиями, которые они сами создали. Смесь любви, упрёков, вины и нежности превращается здесь в своеобразный психологический детектив. Дуэт актёров — Инги Машкариной и Александра Агаркова (Видмантаса Фиялкаускаса) – в спектакле «Маленькие супружеские преступления» приглашает прислушаться и услышать своих самых близких людей и переосмыслить близость как территорию борьбы и мира. Перед зрителем раскрывается интерьер гостиной представителей среднего класса, в котором постепенно начинают раскрываться лабиринты душ персонажей. Актёрский дуэт создаёт живое, чуткое, постоянно меняющееся эмоциональное поле – это один из тех спектаклей, где мало действия, но много правды.

Театр, который исцеляет

Настоящим хитом сезона стал межжанровый проект Элзе Вишневските «Линдихопера» – спектакль, в котором сливаются музыка, танец и пение. Здесь персонажи не столько создают сюжет, сколько воплощают атмосферу – игривую, подвижную, полную радости жизни. Спектакль становится живым ритуалом – праздником, пробуждающим чувство общности и коллективную энергию. «Линдихопера» использует танец, музыку и юмор для сотворения праздника, который является не ностальгией, а активным способом вспомнить. Спектакли такого рода создают театр как пространство, в котором память становится не пассивной, а перформативной: повторяя что-то, мы вновь и вновь это открываем.

Весной иммерсивный спектакль Мантаса Янчяускаса «Далеко-далеко» пригласил зрителей побродить по театральным коридорам и лабиринтам собственного сознания. Звук в наушниках, световые сигналы и фрагменты текстов создают опыт, который можно увидеть, прожить и прочувствовать. Театральный критик Хельмутас Шабасявичюс в своей рецензии отметил, что хотя «каркас проекта не был до конца артикулирован, однако запомнились театральные пространства, погружённые во тьму, свет и полумрак, а также музыка, создающая метафизическое настроение». Спектакль «Далеко-далеко» дождался особого внимания, войдя в программу «Ночи культуры». В ночном Вильнюсе, для тех, кто искал качественные художественные впечатления, этот спектакль предлагал путешествие по чужим жизням, а также задуматься о теле как о  хранилище памяти, о себе, как зрителе, становясь свидетелем, а не просто наблюдателем.

Женственность как суть, а не как периферия

Темы идентичности и тела особенно ярко проявились в премьерных спектаклях «Части женщины» (реж. Уршуле Бартошевичюте) и «Час рыси» (реж. Артурас Арейма). Оба спектакля смело и неоднозначно говорят об уязвимости тела, памяти, раздробленности идентичности.

Части женщины» исследуют анатомию травмы и дают голос историям, которые часто замалчивают. Это спектакль о трудноуловимом превращении боли в речь. О слушании, слышании, тишине и значениях, возникающих из тишины. О том, как голос, обретая тело, становится криком: я была, я есть, я свидетельствую. «Части женщины» – это высказывание о женской идентичности, теле и языке. Визуально интенсивный и смелый спектакль говорит на феминистском языке о том, что часто остаётся не высказанным: телесные раны, ожидания, опыт сексуальности, материнства и старения. Актёрская игра – экспериментальная, коллажная, фрагментарная, а сам спектакль становится своего рода манифестом женского коллективного сознания.

Не менее запоминающейся премьерой стал спектакль Артураса Ареймы «Час рыси» – подлинный знак духовной зрелости режиссёра. Театральный критик Ева Тумановичюте написала, что режиссёр «раскрывает уязвимость персонажей и красоту чистоты». Автор пьесы – шведский писатель Пер Улов Энквист, однако в спектакле драматургическое время и структура были существенно трансформированы. Это аллегория в двух действиях об институциях, психических расстройствах, эмпатии и вере. На сцене Вильнюсского старого театра родился интенсивный и визуально выверенный спектакль о границах психического состояния, слоях памяти и хрупкой человеческой душе. Ева Тумановичюте подчеркнула: «Это чуткий спектакль, раскрывающий уязвимость персонажей и красоту чистоты, он также свидетельствует о меняющемся Вильнюсском старом театре, который становится всё более открытым к разным языкам, театральным направлениям и экспериментам». Эта премьера раскрыла уникальную способность театра создавать атмосферу, подобную шепоту, который остаётся дольше, чем диалоги.

Приглашение переосмыслить реальность

С социально-политической точки зрения этот сезон Вильнюсского старого театра показателен: голос женщины на литовской сцене долгое время существовал как маргинальный, декоративный, символический. В 111-м сезоне он стал семантическим центром. Это можно истолковать и как выражение институциональной саморефлексии, и как реакцию на всё ещё патриархальное общественное пространство. Новые спектакли не имитируют «женский опыт», а создают его хореографию, текстуру, ритмику. 111-й сезон Старого театра – это попытка говорить о боли, памяти и теле не как о данности, а как о формах, которые постоянно пересматривают, переосмысливают и переформируют заново. Это сезон, в котором театр не столько отображает реальность, сколько предлагает взглянуть на неё по-новому – не патриархально, не нормативно, а эмпатично, фрагментарно и смело.

111-й сезон Старого театра без сомнения формировал новый драматургический пейзаж, в котором женский опыт стал не темой, а точкой зрения. Во многих премьерах женский голос звучал как свидетельство, вопрос, сопротивление, а театр стал тем художественным учреждением, которое слушает, не перебивает и позволяет быть. И это – самый смелый феномен сезона.

111-й сезон был актуальным, ищущим, временами противоречивым, но всегда — живым. Это сезон, в котором слово встретилось с тишиной, трагедия – с гротеском, а зритель – с самим собой. Старый театр не стремился показать «жизнь как она есть», он предложил более сложный, многослойный взгляд. Это театр, который разрушает поверхностные нарративы и позволяет заглянуть туда, что скрывается под ними: тело, память, отношения, сомнения, превращающиеся в авторитеты. В конечном счёте, это сезон, в котором слово «реальность» звучало не как нечто данное, а как приглашение переосмыслить её заново.

Взгляд в будущее

Этой осенью самых юных зрителей объединит спектакль режиссёра Оскара Выгановского «Слушаю, Ваше Величество!», созданный по сказке польского педагога и писателя Януша Корчака «Король Матиуш Первый». Режиссёр поставил перед собой амбициозную задачу – создать несколько версий спектакля: на литовском, русском, польском и украинском языках. В них оживёт трогательная история о ребёнке, которому досталась не только необычная корона, но и ответственность изменить мир.

Тем не менее самой интригующей премьерой осеннего сезона Старого театра обещает стать спектакль «Море-океан» режиссёра Йокубаса Бразиса, создаваемый по роману итальянского писателя Алессандро Барикко.

После высоко оценённой постановки пьесы Альбера Камю «Калигула», за которую режиссёра хвалили как критики, так и зрители за смелое художественное решение, Йокубас Бразис ступает на совершенно иную территорию. «Море-океан» – это тонкий, философский и многослойный материал, приглашающий не столько наблюдать за историей, сколько её проживать.

Романы Алессандро Барикко нередко ставятся на театральных сценах по всему миру – и не случайно: из-за ритмичной композиции, метафоричного текста и бережного отношения к тайне. Роман «Море-океан», опубликованный в 1993 году, называют кубистским шедевром литературы, в котором судьбы героев ломаются и соединяются, словно фрагменты картины.

Действие спектакля будет происходить в странной, отдалённой от мира прибрежной гостинице. Здесь собирается группа разных людей – учёный, художник, женщина, которую предали, девочка, боящаяся жить, и другие. Каждый из них приносит с собой свою боль, свои вопросы, свою тишину. За гостиницей присматривают трое детей – загадочные фигуры, которые кажутся не столько персонажами, сколько символическими проводниками. А море – постоянный фон и метафора становится неизбежностью, памятью, сердцем, сном. Оно здесь всё охватывает и заново переписывает человеческие жизни.

Эта премьера ознаменует следующий этап обновления Вильнюсского старого театра и доверие новой волне режиссёров. «Море-океан» станет не только художественным, но и экзистенциальным событием – спектаклем, который пригласит зрителей остановиться, прислушаться, вместе с персонажами искать ответы на вопросы, которые мы порой боимся задать даже самим себе.

Ингрида Рагяльскене

Фотогр. Дмитрия Матвеева. Иммерсивный спектакль «Далеко-далеко», реж. М. Янчяускас.

«Я полюбил это здание», – говорит режиссер Мантас Янчяускас о Вильнюсском старом театре, где он создал свой новый спектакль «Далеко-далеко». На премьере 7 и 8 мая зритель отправится в индивидуальное сенсорное путешествие по пространствам Вильнюсского старого театра, его настоящему и прошлому: один зритель и уникальный маршрут, проводниками которого станут голоса, свет, музыка и современные технологии.

Мантас Янчяускас – режиссер молодого поколения, окончивший Литовскую академию музыки и театра в 2018 году по специальности «театральная режиссура» (руководитель курса Гинтарас Варнас). Его работы отличает деликатное исследование социальных проблем, синтез документалистики, site-specific театра и технологий. Спектакли “Dreamland”, «Шпаклевка», «Играет Марюс Репшис», «Портал», «Экскурсия», «Сотрясения», «Ведомые» – расцениваются театральными критиками и зрителями как важные явления современного литовского театра.

О том, почему иммерсивная форма может быть глубже традиционного театра, как истории, звучащие в наушниках, и «призрачный свет» становятся ключевыми элементами драматургии и почему театральная память – это прежде всего борьба за настоящее – в этой беседе с создателем «Далеко-далеко» М. Янчяускасом.

«Далеко-далеко» – это иммерсивный спектакль для одного зрителя на литовском и русском языках. Традиционно в иммерсивном театре мы ожидаем эффекта погружения, своеобразного познавательного путешествия, но всегда находятся и скептики. Насколько «Далеко-далеко» – это театральный опыт, а насколько – художественная прогулка в наушниках?

Трудно ответить, что является театральным опытом, а что – художественной прогулкой. Мы смотрим на это как на опыт, который проживает один человек. Наушники и телефон – лишь инструменты, помогающие услышать голоса. Мне кажется, что театральный опыт – это прежде всего феноменологический опыт. Важно, что и как зритель переживает внутри себя. Может, я немного вклиниваюсь в другой контекст, но во время всего процесса, который длился около девяти месяцев, мы взяли около 30 интервью. Постоянно думали, какая форма лучше всего подойдет для того содержания, которое мы хотели передать. Хотелось не забыть о здании, которое само по себе сильно воздействует, поэтому и форма возникла из необходимости показать это здание через опыт. Наушники не просто воспроизводят звук – они позволяют создать качественный звуковой мир, обеспечивая в некотором смысле опыт потока сознания.  И музыка здесь очень важна. Она сливается с голосами, становится неотделимой. Этот опыт – не какая-то очищенная «театральная» или «нетеатральная» форма, это многослойный опыт.

Представь, что есть преданный этому театру зритель, который знает актеров, ходит на премьеры. Как бы ты пригласил меня на премьеру?

Тому человеку, который привык прийти, сесть в зрительном зале и смотреть спектакль, я бы предложил увидеть театр из другой перспективы. На этот раз нет традиционного сценического действия – зрителю предлагается погулять по театру и услышать его голоса. Возможно, даже зайти в помещения, которые они никогда раньше не видели – например, в костюмерную. И услышать истории людей, которые обычно остаются за кулисами. Это опыт этого театра, этого места в Вильнюсе изнутри. 

Ты упомянул, что пришлось сделать около 30 интервью. Каков спектр опрошенных людей? По какому принципу их выбирали?

Сначала начали смотреть, кто работает в этом театре дольше всего. Было невероятно – некоторые люди проработали здесь 40, а то и 50 лет. И не только в Старом театре – люди работают здесь еще с тех времен, когда на улице Йогайлос действовал Русский драматический театр. Это было нам очень интересно. Позже мы почувствовали, что этого недостаточно – нужны и другие голоса. Мы стали брать интервью у людей, которые в этом театре уже не работают, и у тех, кто наблюдает за этим театром со стороны – например, у театральных критиков Аудроне Гирдзияускайте и Хельмутаса Шабасявичюса. Все эти голоса помогли понять, какие точки зрения по отношению к этому зданию еще существуют.     

Что больше всего удивило при встрече с людьми, у которых вы брали интервью?

Одна женщина, чей голос не попал в окончательный вариант, оставила трогательное впечатление. Она поделилась очень личными вещами. Мы пришли в этот процесс чужими, но нас приняли. Чувствовалась ностальгия – не только по прошлому, но и по былому художественному качеству, по былому авторитету театра. Многие говорили об отсутствии лидерства. Все это оказалось в фокусе драматургии спектакля – отношения с сообществом и с прошлым, которое живет в настоящем.

Зритель будет путешествовать один. Почему важен индивидуальный опыт?

Когда мы тестировали спектакль, иногда ходили в одиночку, иногда группами. И разница –огромная. Когда идешь в одиночку, активизируются все чувства. Твое тело, зрение, слух, даже обоняние реагируют иначе. Когда в театре такое подлинное ощущение пространства, это особенно важно. В одиночестве опыт становится намного сильнее и интимнее. Это позволяет произведению подействовать глубже.  

Приходилось ли участвовать в иммперсивном спектакле для одного зрителя?

Когда-то я очень хотел создать работу, в которой зритель мог бы пройтись по Лукишкской тюрьме. Позже эта идея переросла в «Ведомые». Я знаю, что подобные работы уже были. Насколько я помню, прогулки для одного человека делала немецкая театральная группа Rimini Protokoll. В Литве нечто похожее делал актер и режиссер Паулюс Маркявичюс. Но мы подошли к этой форме в ходе обсуждения с творческой группой – искали лучший способ для передачи опыта. И путешествие одного человека показалось нам наиболее подходящим.

В спектакле важную роль играет свет. Как действуют ваши так называемые „ghost lights“?

Свет здесь становится проводником. Зрителю выдается оборудование – наушники, телефон – и он идет по театру, а в некоторых местах включается свет – ghost lights. Это аллюзия на театральную традицию, когда на сцене оставляется одна лампочка, чтобы актер мог видеть путь. У нас эти лампочки становятся маршрутными точками – они показывают, куда идти.

Сколько времени длится путешествие?

Около часа. Мы сознательно решили не продлевать его. Нам хотелось, чтобы за один час зритель получил полноценный опыт. Это целенаправленный выбор.

В спектакле вы исследуете память театрального здания. Почему это важно?

Память и история здесь просто осязаемы – ходишь по пространству и видишь, как в нем витают разные времена. Сначала мы пробовали идти в историю – брать интервью у историков, искать в архивах. Но теоретическая память не подошла. Например, мы встретили женщину, которая жила в театре после войны, когда здесь действовала опера, – ее семья была художниками по свету. Такие истории оживили спектакль. Однако увидели, что самое важное – это то, что люди чувствуют сегодня. Память здесь – это не о прошлом. Она говорит о настоящем, о том, чей голос слышен сегодня.  

Музыку к спектаклю создавал Мантвидас Пранулис. Какова ее функция?

Трудно описать это рационально, но если бы пришлось использовать метафору – музыка здесь как болото. Входишь в него и оно затягивает. Музыка – не только эмоциональный фон, она действует как медиум памяти, где перемешиваются звуки, фрагменты архивов, времени оперного тетра. Звук здесь подобен дышащему организму.

Как проходила работа с драматургом Линой Лаурой Шведайте?

Интервью мы брали вместе, в зависимости от языка. Я – у русскоговорящих, Лаура – у тех, кто говорит по-литовски. Затем мы расшифровывали, обсуждали, Лаура распределяла структурно, я занимался монтажем. Особенно тщательной работы требовали русскоязычные фрагменты. Иногда текст звучит так, а голос – совсем иначе. Перевод тоже был вызовом – некоторые вещи просто невозможно передать точно.

В спектакле будет и видеоинсталляция?

Это финал – сцена продолжительностью около 8 минут. Видеохудожник Кристийонас Дирсе свободно интерпретировал архивные материалы, как из времен театра оперы, так и современные. Это как эпилог, обзор всего нашего рассказа.

Использование русского языка в спектакле, безусловно, вызовет реакцию. Как вы сами на это смотрите?

Это действительно деликатный вопрос. Язык – один из существенных пластов в этой работе. По сей день в театре есть сотрудники, которые не говорят по-литовски, поэтому решение о выборе языка стало не только творческим, но и этическим вопросом. Мы думали, оставить ли этот язык (русский) или все же убрать его. Все таки это здание, как и память его сообщества, тесно связано с традициями русского драматического театра. Такое историческое и эмоциональное содержание мы получили и от самих работников театра.

Нашей целью было не оценить или создать новый наратив, а попытаться зафиксировать момент времени – то переходное состояние, в котором театр оказался сегодня. Где он находится сейчас? В каком направлении движется? Долгое время часть сообщества считала этот театр своего рода островом – местом, где господствовало одно языковое и культурное направление. Сегодня театр постепенно открывается для многогранности настоящего и, возможно, даже пытается делать это осознанно. Однако возникает вопрос – какова цена этой трансформации? И может ли такой переход происходить плавно и без напряжения? Почему некоторые места – словно капсулы времени? 

Здание театра, похоже, с трудом признает новые технологии. С какими проблемами вы столкнулись?

Самой большой была проблема организационная. Мы использовали технологии, требующие точности – автономную навигацию, свет, синхронизацию звука. Где-то не хватало коммуникации, процесс легким не был. Но, тем не менее, я верю, что все получится.

Беседовала Ингрида Рагяльскене

Фотогр. Мартинаса Норвайшаса