Режиссер Виктор Марвин: «Только живой театр – современный»
Режиссер Виктор Марвин: «Только живой театр – современный»
Режиссер Виктор Марвин: «Только живой театр – современный»
Вильнюсский старый театр (ВСТ) 29 и 30 апреля представляет эксклюзивную премьеру и открывает двери своей новой сцены М8. Зал М8 – это не только адрес зала (ул. Миндауго, 8), но и экспериментальное место, альтернативное пространство, в котором можно и нужно бросать вызов себе и другим.
Символично, что спектакль украинского режиссера Виктора Марвина «Семейные сцены» по пьесе Анны Яблонской приглашает зрителей в новое театральное пространство. Эскиз этой постановки стал победителем конкурсной программы фестиваля ВСТ «Мы – Украинаʼ22» в июне 2022 года.
В спектакле поднимаются фундаментальные вопросы. Какова природа агрессии, желания убивать и угнетать друг друга? Что является причиной подобного поведения? Почему государство, как социальная структура, поддается курсу поклонения агрессии, а общество это допускает? Кто эти люди, в какой среде они живут и почему происходит подобная дегуманизация?
Виктор Марвин родился в 1986 году в Луганске, в Украине, и в настоящее время работает актером в театре „Vene Teater“ в Таллинне. В. Марвин окончил актерский факультет Национального университета театра, кино и телевидения имени И. Карпенко-Карого в Киеве, Балтийскую школу кино и медиа („Baltic Film and Media School“). В 2022 году В. Марвин был признан театральным деятелем года по версии эстонской газеты Postimees.
Вы победили в конкурсной программе фестиваля «Мы – Украинаʼ22» в Русском драматическом театре Литвы, а для постановки этого спектакля вернулись в Вильнюсский старый театр. Важна ли для Вас эта смена названия театра?
Сегодня, в контексте безумной, жестокой и отвратительной войны, развязанной Россией против Украины, слово «русский» стало по-настоящему токсичным. Свой вклад внесла и представители российской культуры: звезды театра и кино, которые истово кричат слова поддержки убийства людей в Украине, вешают на театрах Z-свастики и всячески оправдывают преступления режима. В этом смысле, я думаю, Литва выбрала правильный вектор, изменив название театра. Надеюсь, что русские театры Латвии и Эстонии последуют этому примеру. Что касается самого названия – Вильнюсский старый театр – мне оно нравится, в нем есть особая эстетика, есть более широкий, европейский контекст. Кроме того, насколько я знаю, здание театра – самое старое театральное здание в Литве.
Правда – я ушел из одного театра, а вернулся в другой. Но люди в театре остались прежними. Кстати, у меня есть еще несколько проектов, которые я хотел бы реализовать в ближайшем будущем в Вильнюсском старом театре.
Почему Вы решили поставить спектакль по пьесе Анны Яблонской? Как вы оцениваете творчество этого драматурга? Почему «Семейные сцены» актуальны и для литовского зрителя?
Пьеса «Семейные сцены» актуальна не только для литовской аудитории, но и для любой публики вообще. Хорошая драматургия (а драматургия Яблонской, несомненно, хорошая) замечательна своей актуальностью во все времена. И в зависимости от того, что происходит в мире в конкретный момент, текст пьесы меняется и звучит по-новому. Пьеса «Семейные сцены» была написана еще до начала войны, до событий в Крыму и на Донбассе, но она особенно актуальна сегодня. Чего только стоит реплика из пьесы: «Спецоперация! Борьба с террористами! В лице женщин и детей!». Сегодня, когда идет война, действие спектакля происходит в России, в среднестатистическом городке, из которого люди едут воевать в Украину. Там они убивают, пытают, насилуют, грабят, отправляют на родину стиральные машины, а потом возвращаются домой. Собственно, центральным событием пьесы и является возвращение в родной городок одного российского офицера с войны, или, как это называют в России, СВО.
Одним словом, Яблонская невероятно созвучна нынешнему времени. К сожалению, как и многие талантливые люди, она прожила слишком короткую жизнь, всего 30 лет (погибла в 2011 году в результате теракта в аэропорту Домодедово), успела создать тексты такой глубины, к которым многим авторам не приблизиться и за 100 лет жизни.
Кто является сценографом и композитором Вашего спектакля? Какие задачи Вы ставите перед визуальным и звуковым решением спектакля?
Сценографом буду я сам, а композитора у спектакля нет. Музыка, которую я подобрал, будет в двух стилях: горизонтальная – музыка которую слушают герои пьесы, которая играет у них дома или в телефонах, и вертикальная музыка, которая существует над текстом, как контрапункт к их быту и укладу. Сценическое пространство спектакля будет крайне минималистично, с аллюзией на типичную девятиэтажку в среднестатистическом городке: двор, подъезд и лестничная клетка. В пьесе 10 сцен. Все герои живут в одном доме. У каждой сцены свой этаж. 10 сцен: 9 этажей и крыша. И действие спектакля движется снизу вверх к кульминации.
Какой театр может «открыть» современного человека? Или сейчас достучаться до зрителя можно только с помощью электрического тока или физического прикосновения?
Во все времена живой театр современен. Когда на сцене есть настоящая игра, когда есть живая энергия, зрители всегда это чувствуют. Актеры знают, что во время хорошей игры воздух на сцене меняется, становится более плотным. И когда на сцене достигается такая плотность игры, зрители это чувствуют. Подобный эффект может быть достигнут и в театре формы, и в психологическом театре, и в театре игровых структур. Театр должен реагировать на глобальные события, происходящие в мире, рефлексировать на больные темы и говорить о них на своей территории. Например, сегодня, на мой взгляд, невозможно создавать спектакли без учета войны, которая идет рядом. Если после Бучи, Ирпеня, Мариуполя театр ставит спектакли, словно ничего не произошло, то зачем нужен такой театр?
Каков ваш взгляд на европейскую театральную традицию? Как Вы бы оценили свое место в контексте этой традиции?
Надо сказать, что мое знакомство с европейским театром произошло много лет назад, когда я был еще студентом театрального института, и забавно, что что это был именно литовский театр. Тогда на гастроли в Киев приехал легендарный театр Meno Fortas и я имел счастье вживую увидеть «Макбет» и «Отелло» в постановке Эймунтаса Някрошюса. Эти спектакли произвели на меня сильнейшее впечатление, а некоторые сцены, такие как убийственный и завораживающий вальс Отелло и Дездемоны в исполнении мощного Владаса Багдонаса и хрупкой Эгле Шпокайте, навсегда останутся в моей памяти. В целом, для меня театр Некрошюса был невероятно точной формой, театром истинно природных стихий. Могу сказать, что мой режиссерский вкус сформировали такие мастера как Алвис Херманис, Дмитрий Крымов, Эне-Лийс Семпер и Тийт Оясоо, Юрий Бутусов. У каждого из них свой уникальный стиль, который мне импонирует. Кстати, Бутусов поставил замечательный спектакль по пьесе «Сын» модного нынче французского драматурга Флориана Зеллера, и я знаю, что в Вильнюсском Старом театре совсем недавно состоялась премьера по другой пьесе Зеллера – «Папа» в постановке признанного литовского мастера Йонаса Вайткуса. Непременно пойду смотреть.
Как у Вас обычно происходит творческий процесс? Какой опыт сформировал Вас как художника? Как бы Вы описали свой режиссерский стиль?
Для меня важно, чтобы пьеса вызывала во мне эмоцию. Еще на уровне текста попадала в меня. У хорошего автора в тексте заложено все или почти все. Важно уметь это раскрыть.
Прежде чем начинать работу с актером, для меня важно понимать, с каким человеком я имею дело, какие у него ценности. И уже во вторую очередь мне интересно насколько крутой артист передо мной. Например, если человек поддерживает российскую агрессию в Украине, то о чем мне с ним разговаривать? Мне с ним не по пути, каким бы гениальным артистом он ни был.
В лаборатории кинорежиссуры нас учили, что профессия режиссера не ограничивается умением внятно произнести: «Камера! Мотор! Начали!». Режиссер должен быть своего рода человеком-оркестром: уметь написать сценарий, поставить, снять и смонтировать. Для театра это также применимо.
Английское слово «режиссер» („director“) происходит от слова «to direct» - «направлять». Режиссер – это тот, кто направляет.
Важно выбрать концепцию, объяснить свою идею актерам и создать комфортные условия для ее реализации. Однако конечный результат, как правило, отличается от первоначальной идеи. Работа режиссера для меня сродни работе скульптора. Сначала ты подбираешь материал, потом лепишь из него то, что задумал. А потом отсекаешь то, что тебе не нужно.
Какими идеями живете сегодня?
Сегодня я больше всего хочу работать с украинской драматургией, украинскими текстами, исследовать их и открывать их для европейского зрителя. В то же время, мне кажется важным создавать пьесы для украинцев, которые были вынуждены покинуть свою родину из-за войны, дать им возможность получить кусочек чего-то теплого и своего вдали от Украины. В конце мая в Таллинне будет поставлена моя пьеса на украинском языке «Коты – беженцы». Это очень добрая пьеса прекрасных украинских драматургов Людмилы Тимошенко и Марины Смелянец. В данный момент я также веду переговоры с таллиннским театром о постановке с эстонскими актерами еще одного очень сильного украинского текста.
А пока, как и миллионы людей, я живу надеждой, что Украина скоро победит и что долгожданный и справедливый мир наконец-то наступит.
Беседовала Ингрида Рагяльскене
вернуться